Новости

Оправдательный приговор по ч. 2 и ч. 3 ст. 33 и ч. 2 ст. 306 УК РФ.

Современная система судопроизводства в нашей стране, без сомнения, далека от своего совершенства. Более того, в настоящее время современная судебная система судопроизводства носит явно обвинительный уклон. 

Очень грубо усредненный показатель «сегодняшних» оправдательных приговоров (даже с учетом того, что подавляющее большинство которых относится к категории дел частного обвинения), не превышает 1%. Для примера — данный показатель в «пике сталинских репрессий» в 1937 году составлял 10,3%. То есть в десять (!) раз больше.
 
Не верите? Открываем «Историю советского суда» М. В. Кожевникова и читаем, что в РСФСР в 1935 году народными судами было вынесено 10,2% оправдательных приговоров, в 1936-м 10,9%; в 1937-м 10,3%; в 1938-м 13,4%; в 1939-м 11,1%; в 1941 году 11,6%. Не верится книжке 1948 года? 
 
Обратимся к современным исследователям: по данным заведующего кафедрой истории государства и права Уральской государственной юридической академии, специалиста по истории пенитенциарного права в России Александра Смыкалина, в 1942 году народные суды вынесли оправдательные приговоры в отношении 9,4% от всех привлеченных к суду лиц, в 1943 году 9,5%; в 1944 году 9,7% и в 1945 году 8,9%. 
 
Ровно по той же методике, которую применяют и Кожевников, и Смыкалин, сегодня оправдательных приговоров 0,5%. В 2009 году было 0,8%, а уж эти данные можно посмотреть на официальном сайте президента России.
 
Парадокс. Следователи наших доблестных правоохранительных органов в XXI веке стали профессиональнее своих коллег из XX-го века! Вы в это верите? Я — нет! Учитывая, что возраст  подавляющего большинства современных следователей как главков МВД, так и СКР, в том числе и по ОВД (т.е по особо важным делам), не говоря уже о районных подразделениях правоохранителей, редко превышает 30 лет, и говорить об их «опыте» с учетом получения образования (22 года без учета службы в армии) и возможного наставничества (в совеременных реалиях), думаю, нет никакого смысла.
 
В качестве иллюстрации своего утверждения о явно «обвинительном уклоне» совеременного судопроизводства я хочу привести пример из своей судебной практики, которую я приобрел на стыке XX-го и XXI-го веков. Тем более, что обещал.
 
События 2000 — 2002 годов. Судебное разбирательство длилось 1,5 года. Суд (на стыке «советской школы» судопроизводства и современных реалий), в полном соответствии с принципом созязательности сторон (видимо, как учили в «свое время») по делу тяжкого обвинения (до 6 лет лишения свободы) выносит оправдательный приговор. И этот приговор вступает в законную силу. Что это — действительная законность или интертность «советской школы правосудия»?
 
Итак. 2000 год. Москва. Корпоративный спор. После «лихих девяностых», эйфория от вседозволенности. «Зубры» следствия ушли в коммерческие структуры. В милицейское следствие набрали, только что, не вчерашних студентов юридических ВУЗов. В производстве ГСУ ГУВД г. Москвы (главк города федерального значения) около десятка уголовных дел, возбужденных по спорам акционеров одного и того же акционерного общества, но по неведомым причинам не объединенным в одно производство. 
 
Следователь по ОВД — амбициозный мальчик с «ксивой» следователя по ОВД главка, хотя по внешнему виду последний раз брился — «никогда» в силу отсутствия в этом необходимости («легкий пушок над верхней губой»). Зато с пистолетом.  Рядом — опера из ГУБОП, которых, видимо, не взяли в гестапо коммерческие структуры ввиду их природной глупости и жестокости.
 
Попытки угроз со стороны оперативников ГУБОПа (в кабинете следователя и в присутствии моего доверителя) в мой адрес а-ля «пойдем выйдем» невилировались моим ответом: «С удовольствием! Только в протокол следственного действия занесите сей факт непреодолимого желания оперативного сотрудника пообщаться с защитником во внепроцессуальной форме». Потом можно и «выйти» — отчего же не «выйти»? А по существу — желаем воспользоваться правами, предоставленными нам ст. 51 Конституции РФ. В переводе на русский — «шли бы Вы… » со своими заказными делами.
 
Итог — доверителя «закрыли». На 48 часов (тогда). Мы с доверителем данный шаг следствия просчитали еще до явки к следователю. А как еще считать, если в телефонном разговоре (типа «телефонограмма») с доверителем, следователь настоятельно рекомендовал явиться для допроса «в качестве свидетеля, но со своим адвокатом»? 
 
Рекомендация свидетелю явиться с адвокатом? Однако! К бабке не ходи — будет предъявляться. Отсюда вывод — неявка — розыск — мера пресечения (арест). Детский сад с барабаном. Явились. Допрос. 51 Конституции. Задержали. Допрос. 51 Конституции. 48 часов. Перетерпели. Основания для содержания под стражей в качесте меры пресечения есть? Нет. Освобождение. Едем дальше.
 
Дело в суде. А вот здесь можно и серьезно. Полная формула обвинения прикреплена к настоящей публикации. Если кратко — то, один акционер (мой доверитель), обвинил другого акционера (своего заместителя) в хищении акций, принадлежащего им вместе предприятия. Цена спора — около 2 миллионов американских северорублей. Со стороны моего доверителя в сделках в качестве поверенного участвовал его брат. Со стороны-контрагента в споре — три его зама. 
 
В чем суть спора? Мой доверитель обвинил своего основного партнера в хищении акций. Обратился по юрисдикции в районный отдел. «Нужный» следователь из главка, вероятно по просьбе «партнера», изъял материал из районного отдела, принял к своему производству, прекратил уголовное (к тому времени уже возбужденное) дело за отсутствием события преступления, выявил «заведомо ложный донос» и возбудил новое дело. Очевидные ошибки следствия были обнаружены защитой на стадии ознакомления с материалами дела, но благоразумно припрятаны до суда.
 
Доказательство защиты:
№ 1. Доверенность, дающая право поверенному только приобретать, но не продавать акции. 
 
Основные доказательства обвинения:
№ 1. Доверенность, изъятая из материалов других «заказных» дел, но дающая право на покупку акций, но уже и с правом дальнейшей перепродажи;
№ 2. Ноутбук, на жестком диске которого обнаружили текст «первой» доверенности (на которую ссылается защита), датированный временем после сделки, и позволяющей следствию утверждать, что эта доверенность сфальсифицирована моим доверителем.
 
«Неусатость», халатность, а может и просто слепое уверование в свою непогрешимость предъявленного «обвинения» следователя ГСУ, позволило ему направить дело в суд, не перепроверив конкретные детали материалов дела и имеющихся доказательств. Несостыковки в деталях были обнаружены стороной защиты еще при ознакомлении с материалами дела по окончании предварительного расследования, но благоразумно не объявленные вслух. 
 
Следователь попросту перепутал доверенности, описав в протоколах осмотра разные документы. Доверенность, которую он изъял из материалов другого дела, он просто перепутал с документом, приобщенным к настоящему делу. В протоколе осмотра доверенности — признаки другого документа. 
 
В результате, в ходе судебного заседания, стороной защиты было заявлено ходатайство об исключении доказательства — доверенности, которую следствие считало подлинной (приложение № 1). Ходатайство было удовлетворено!
 
Дальше — больше. Необходимо исключить следующее доказательство: ноутбук, на котором якобы был обнаружен текст спорного документа. Хорошо, оригинала документа нет, но это еще не оправдывает подсудимого. Следователь ошибся, но сам по себе факт такой ошибки не опровергает преступного умысла подсудимого. Едем дальше. 
 
Текст спорной доверенности был обнаружен на ноутбуке подсудимого. Допустим. Давайте разбираться. А действительно ноутбук ли был обнаружен? А когда? А где? И действительно ли тот текст? И на том ли ноутбуке? И кто на этом ноутбуке этот текст изготовил? И вообще — каковы обстоятельства изъятия ноутбука? 
 
Начинаем исследовать обстоятельства обнаружения ноутбука. Обыск. Офис. Стол. Ноутбук. Изъятие. Стоп… Чей стол? Как изъяли ноутбук? Когда осмотрели? Что обнаружили? Кто автор? Ответов нет. Надо отдать должное государственному обвинителю, действительно старается разобраться и просит суд вызвать оперативника и следователя:
 
Вызвали. Допросили. Изымали. Осматривали. Был ноутбук! Внутри — практически «чистосердечное признание»! Нестыковки — техническая ошибка. Адвокат:  - Простите, но вот заключение специалиста... Интересно, но не существенно...
 
Хорошо. Допустим. Опечатывание «при необходимости...». А вот как раз чем вам не необходимость? Да еще до кучи — инструкция аж от 90 г.г. всех суперведомств СССР? Неотмененная, кстати...? А вот это уже серьезный аргумент — СССР, как ни крути, в 2002 году еще имел авторитет... Суд ходатайство удовлетворил!
 
Вот и все… Доказательство № 1 — исключено. Доказательство № 2 — исключено. Суд: «Уважаемый государственный обвинитель, у Вас есть что сказать?» — «Честно говоря, уже нет...».
 
Оправдательный приговор вступил в законную силу.
 
Основной вопрос: Почему тогда не боялись? Честность? Профессионализм? Школа? Действительная состязательность? Все это было. Но что изменилось сейчас?
 
С.А.Гуров, адвокат,
Председатель Московской коллегии адвокатов "Правовой Альянс"

06.10.2012

Unknown phrase